Для начала приведу три цитаты из документов.
        1. "Был целый ряд случаев, когда назначенные на ответственные посты комиссары станиц и хуторов грабили население, пьянствовали, злоупотребляли своей властью, чинили всякие насилия над населением, отбирая скот, молоко, хлеб, яйца и другие продукты, и вещи в свою пользу, когда они из личных счетов доносили в ревтрибунал на граждан и те из-за этого страдали... Отдел розысков и обысков при ревтрибунале, а также комиссары при производстве обысков отбирали вещи, продукты совершенно безнаказанно на основании личных соображений и произвола, причем, как видно из переписок по дознаниям, отобранные предметы исчезали неизвестно куда. Эти отобрания и реквизиции производились сплошь и рядом... с совершением физических насилий.
        Трибунал разбирал в день по 50 дел... Смертные приговоры сыпались пачками, причем часто расстреливались люди совершенно невинные, старики, старухи и дети. Известны случаи расстрела старухи 60 лет неизвестно по какой причине, девушки 17 лет по доносу из ревности одной из жен, причем определенно известно, что эта девушка не принимала никогда никакого участия в политике. Расстреливались по подозрению в спекуляции, шпионстве. Достаточно было ненормальному в психическом отношении члену трибунала Демкину заявить, что подсудимый ему известен как контрреволюционер, чтобы трибунал, не имея никаких других данных, приговаривал человека к расстрелу...
        Расстрелы производились часто днем, на глазах у всей станицы, по 30-40 человек сразу..."
        Из докладной записки председателя Урюпинского комитета компартии К. К. Краснушкина в Казачий отдел ВЦИК, 1919 год. (ЦГАОР, ф. 1235, on. 82, д. 15, ч. 1, л. 174-177).
        2. "Алексей Максимович! ...Некоторые "ортодоксальные" "вожди" РАППа обвиняли меня в том, что я будто бы оправдываю восстание, приводя факты ущемления казаков Верхнего Дона. Так ли это? Не сгущая красок, я нарисовал суровую действительность, предшествовавшую восстанию; причем сознательно упустил такие факты, служившие непосредственной причиной восстания, как бессудный расстрел в Мигулинской станице 62 казаков-стариков или расстрелы в станицах Казанской и Шумилинской, где количество расстрелянных казаков (бывшие выборные хуторские атаманы, георгиевские кавалеры, вахмистры, почетные станичные судьи, попечители школ и проч. буржуазия и контрреволюция хуторского масштаба) в течение 6 дней достигло солидной цифры - 400 с лишним человек. Наиболее мощная экономическая верхушка станицы и хутора: купцы, попы, мельники, отделывались денежной контрибуцией, а под пулю шли казаки зачастую из низов социальной прослойки. И естественно, что такая политика, проводимая некоторыми представителями советской власти, иногда даже заведомыми врагами, была истолкована как желание уничтожить не классы, а казачество"
        Из письма М. А. Шолохова А. М. Горькому б июня 1931 года. (Шолохов М. А. Собр. соч. в 8 тт. Т. 8. М., 1980. С. 31).
        3. "Богуславский, возглавлявший ревком в станице Морозовской, в пьяном виде пошел в тюрьму, взял список арестованных, вызвал по порядку номеров 64 сидевших в тюрьме казаков и всех по очереди расстрелял. И в дальнейшем Богуславский и другие члены ревкома проводили такие же массовые расстрелы, вызывая казаков в ревком и к себе домой. Возмущение этими бессудными расстрелами было так велико, что, когда в станицу переехал штаб 9-й армии, политотдел этой армии распорядился арестовать весь состав Морозовского ревкома и провести следствие. Была выявлена страшная картина диких расправ с жителями станицы и окрестных хуторов. Только во дворе Богуславского обнаружили 50 зарытых трупов расстрелянных и зарезанных казаков и членов их семей. Еще 150 трупов нашли в разных местах вне станицы. Проверка показала, что большинство убитых ни в чем не было виновно и все они подлежали освобождению".
        (Трифонов Ю. Исчезновение. М., 1988. - С. 519, 520; ЦГАОР, ф. 1235, on. 82, д. 15, ч.1, л. 172-173).
        В ходе расказачивания, этой подлинной вакханалии, погибли тысячи невинных людей. Сколько точно - предстоит еще подсчитать. Но и того, что уже известно, достаточно, чтобы характеризовать происшедшее как трагедию и казачества, и народа в целом. Долгое время правда о страшных событиях на Дону тщательно скрывалась. Но стоило ей выйти наружу, как извечный вопрос "Кто виноват?" породил новые домыслы и мифы. Вот почему сегодня необходимо разобраться в истинных причинах этой драмы, извлечь из нее исторические уроки.
        Иногда проблема расказачивания подается как новость. Это не соответствует действительности. Первые жаркие споры на эту тему вспыхнули в середине 20-х годов, почти одновременно - в научной и художественной литературе и публицистике. Особенно бурные дискуссии развернулись, когда начал печататься "Тихий Дон". Партийный публицист К. Радек с ходу обвинил М. А. Шолохова в "политической неграмотности, в незнании русского мужика и деревни". А "ортодоксальные вожди" РАППа не замедлили прилепить писателю ярлык апологета Вешенского восстания на том лишь основании, что в романе показано ущемление и притеснение казаков со стороны представителей официальных органов Советской власти. Ревнители "идейной чистоты" усмотрели политический промах даже во фразе о красноармейцах, не умевших ездить на лошадях и потому безобразно подпрыгивавших и трясшихся на драгунских седлах.
        Взывая к защите и помощи Горького, Шолохов оправдывался: "Но я же должен был, Алексей Максимович, показать отрицательные стороны политики расказачивания и ущемления казаков-середняков, так как, не давши этого, нельзя вскрыть причины восстания".
        Какие же догматы насаждались на место запрещенной исторической правды? Согласно Сталину, нерабочие массы, крестьяне драться за социализм или строить его добровольно не хотят и не могут. Поэтому, говорил он на VIII съезде РКП(б) в 1919 году, пролетариат должен заставить их воевать и идти за собой. Это - крестьянство. А казачество? "...Казачьи части, именующие себя советскими, не могут, не хотят вести решительную борьбу с казачьей контрреволюцией… превратились в базу контрреволюции... Кто же другой мог быть оплотом деникинско-колчаковской контрреволюции, как не исконное орудие русского империализма, пользующееся привилегиями и организованное в военное сословие, - казачество, издавна эксплуатирующее нерусские народы на окраинах?" "...Какое классовое единство может быть между привилегированным казачеством Урала, Оренбурга, Дона, Кубани, с одной стороны, и всем остальным населением окраин, не исключая русских "иногородних", искони угнетаемых и эксплуатируемых соседними казаками?" (Сталин И. В. Соч. Т. 4. С. 124, 285-287).
        Таким образом, казаки изображались как монолитное целое, извечно враждебное остальному народу. Следовательно, насилие мыслилось в качестве единственно возможной по отношению к ним политики и расказачивание само собой разумелось.
        Новая вспышка интереса к теме возникла в пору хрущевской "оттепели". Ученые и литераторы воспрянули духом и обратились к наследию 20-х годов. Не все, конечно, а только те, кто хотел и сумел освободиться от сталинских догм и проявить известное мужество. В числе таких был историк К. А. Хмелевский. В 1964 году он заявил, что расказачивание причинило Советской власти непоправимый ущерб. А в следующем году вышла в свет документальная повесть Ю. В. Трифонова "Отблеск костра" (Знамя, 1965, №№ 2,3). В ней писатель показал борьбу Ф. К. Миронова и других честных революционеров против политики расказачивания. В 1968 году эта проблема была затронута в исследовании историка Л. М. Спирина "Классы и партии в гражданской войне в России". О массовых репрессиях против казаков, несмотря на застойный режим, писали также и литературоведы-шолоховеды - В. А. Воронов, В. В. Гура, А. В. Калинин, В. В. Петелин, К. И. Прийма, С. Н. Семанов, Л. Г. Якименко и другие.
        Наконец, во второй книге третьего тома "Истории Коммунистической партии Советского Союза" было отмечено: расказачивание нанесло серьезный вред республике. Но на вопрос о том, кто виноват, в те годы принято было отвечать обтекаемо: ошибки допускались "некоторыми местными органами власти". Как известно, чем более расплывчаты формулировки, тем меньше им верят. Все, что окутано туманом, вызывает у нас особый интерес. Так вышло и с виновниками расказачивания.
        Впрочем, в условиях гласности перекраивать историю по-своему становилось все труднее, и в 1989 г. журнал "Известия ЦК КПСС" (1989, № 6. С. 177-178) опубликовал сам документ о расказачивании, положив конец кривотолкам и откровенным спекуляциям. Оказалось, он обсуждался 24 января на заседании Организационного бюро ЦК РКП(б) и значился в повестке дня шестым пунктом как "Циркулярное письмо ЦК по отношению к казакам". В постановлении по этому вопросу говорилось буквально следующее: "Принять текст Циркулярного письма". Однако в протоколе Оргбюро оригинала его нет. И оно опубликовано по копии, находящейся в ЦПА ИМЛ. Хотя письмо заканчивается словами "Центральный Комитет РКП", в действительности оно было порождено не им и не Донбюро, как утверждает Знаменский, а Оргбюро ЦК РКП(б), то есть аппаратом. Нет также оснований считать документ продуктом единоличного творчества Свердлова, хотя это не снимает с него ответственности как с руководителя высокого органа.
        За неточностями и ошибками исследователей расказачивания проглядывает и элементарная неосведомленность, и некомпетентность, и, что гораздо хуже, грубая тенденциозность. Недалеко ушли от методологии сталинского "Краткого курса" те историки и литераторы, которые вновь занялись поисками врагов, на сей раз персонифицируя "вражью силу" в "жидомасонах", в том числе в Троцком и Свердлове. Отказ от подобных мифов - первое условие научного подхода к проблеме расказачивания.
        Что же происходило на самом деле? Против чего восстали казаки и за что были так жестоко наказаны?
        Первые признаки открытого неповиновения верхнедонских станиц обозначились в марте 1919 года. В ночь с 11 на 12 марта на нескольких хуторах казаки перебили небольшие гарнизоны красноармейцев и местных коммунистов. К утру с боем взяли станицу Казанскую. Искры восстания разносились с огромной скоростью. В течение двух-трех дней они слились в сплошное пламя, мгновенно охватившее весь Верхний Дон.
        14 марта известие дошло до В. И. Ленина. На телеграмме реввоенсовета Южного фронта он написал: "Троцкому: Что это? Как это? У нас в тылу где это? неразоруженные казаки???" (Ленинский сборник XXXVII. М., 1970. С. 134).
        То было начало одной из трагических страниц гражданской войны, известной по названию центральной станицы Верхнедонского округа, Вешенского восстания. Причины его своими корнями уходят в глубину времен. В сущности, это капля, в которой просматриваются метания казачества в пору исторического перелома.
        Решавшие судьбу казачества тогда, в горячке гражданской войны, как и некоторые ныне рассуждающие об этом, не отдавали и не отдают себе полного отчета в том, что оно собою представляло. А. Знаменский пишет: "рядовой казак был обычным крестьянином". Действительно, казак занимался хлебопашеством и с этой точки зрения был крестьянином. Однако это была лишь одна сторона. За спиной казаков лежал многовековой, с XV столетия, исторический путь. В большинстве своем выходцы из российских губерний, эти вольные люди, порвавшие со своей социальной сферой, представляли собой лихих, выносливых и изобретательных воинов. Они группировались на южной окраине Дикого поля, вдоль многоводного, величавого и рыбного Дона. "Благородные работники" на быстрых конях и легких стругах не давали покоя своим соседям. На предложение царя прислать в Москву "лучших людей" для обсуждения азовского похода они с гордостью отвечали, что "лучшие люди у них те, кого они выберут всем войском и отправят на переговоры", а на Дону "все они меж себя равны" и "лучших людей" у них нет. Постепенно утрачивая былую самостоятельность, казаки шли-таки на службу к северному соседу и, в конце концов, оказались подданными Российской империи. Потеря вольницы оборачивалась яростным сопротивлением, и во всех крестьянских войнах, взбудораживших Россию, именно казаки составляли ядро. Степан Разин, Емельян Пугачев - выходцы из казаков - стали народными вождями.
        Однако с конца первой трети XIX века статус казачества начинает меняться. Великая французская революция, восстание декабристов, социальные движения в Европе, потрясавшие короны монархов, заставили российского венценосца позаботиться о более прочной опоре трона. И именно казачество постепенно превращалось в силу, охранявшую государство не только от внешних врагов, но и от внутренних. Основу вознаграждения составлял земельный пай, пожизненно выделявшийся казаку по достижении им 17-летнего возраста. Размер пая зависел от места казака на социальной лестнице. У генералов он измерялся порой тысячами, у офицеров - сотнями десятин. Пай рядового казака колебался от 4 до 20 десятин. При сложении двух-трех таких паев хозяйство большой казачьей семьи выглядело зажиточным или даже богатым на фоне окружающих крестьянских земельных участков, редко превышавших десяток десятин. Кроме того, казаки пользовались рядом других привилегий.
        Такая политика самодержавия существенно деформировала нравственный и социальный облик казака. Его приучали поднимать руку на рабочих и крестьян при усмирении их выступлений. Многие казаки в конце концов перестали видеть в этом нечто зазорное и постыдное для себя. Правда, в 1905-1907 годах у них зародилось чувство вины перед народом.
        Оценка места и роли казачества в историческом потоке всегда вызывала самые разноречивые мнения. При обсуждении коренных вопросов стратегии и тактики в революции Г. В. Плеханов и следовавшие за ним меньшевики призывали рассматривать казачью земельную муниципализацию как оплот против реакции, а самих казаков как борцов с нею. В. И. Ленин и большевики считали эту точку зрения ошибочной. На почве казачьего землевладения, писал Владимир Ильич, развиваются еще "чисто феодальные отношения", поэтому, опасался он, казаки, "обеспеченные землей вдесятеро больше всей остальной массы земледельцев", в период борьбы крестьян за национализацию земли выступят против нее, в защиту привилегий частной собственности на землю. В первой половине сентября 1917 года, когда был разбит генеральский мятеж Л. Г. Корнилова, В. И. Ленин подчеркнул, что на казачьей окраине России продолжает существовать социально-экономическая основа для русской Вандеи. Однако, указывая на это, Ленин вовсе не считал ее фатальной неизбежностью.
        По-моему, очень точно передает двойственность казачества плакат времен революции. С одной стороны - рабочий, крестьянин и красноармеец. С другой - пузатая Антанта и генералы с атаманами. Между ними размышляет казак, опершийся на пику. И вопрос:
        "Казак, с кем ты? С нами или с ними?"
        Сразу после Октября казачество готово было сделать выбор в пользу революции. Декрет о земле, предписавший не трогать земли рядовых казаков, и Декрет о мире, открывший казакам дорогу в родные станицы, предрешили поведение основной их массы. Не без колебаний, но сравнительно быстро они заняли по отношению к социалистической революции позицию нейтралитета. И это немедленно сказалось на ходе борьбы, предрешив ее исход. Лишившись поддержки казаков, рухнули в центре и на местах мятежи Керенского и Краснова, Каледина, Дутова, Филимонова, Караулова. Закружилась, как одинокий волк в холодной степи, Добровольческая армия Алексеева, Корнилова и Деникина. Это была решающая победа революции. И недаром В. И. Ленин с захватом Ростова-на-Дону связывал завершение целого периода - триумфального шествия Советской власти.
        Дон включился в общий поток революционных преобразований. Повсеместно возникали Советы - власть переходила к трудовому народу, что приветствовалось и казаками. 23 марта 1918 года была провозглашена Донская советская республика. Первым премьером правительства - Совета Народных Комиссаров - cтал казак Ф. Г. Подтелков.
        Весной 1918 года, как только подтаял снег на степных пригорках, обнажив первые плешины тучного чернозема, земельный вопрос немедленно превратился в камень преткновения. И не по чьей-то злой воле, а, прежде всего, по объективным причинам. Сейчас многие публицисты пытаются рассуждать о давних событиях с позиций сегодняшнего дня, поэтому проблема предстает, как в кривом зеркале. Забывается или не учитывается, что социалистическая революция совершалась теми, кому терять в ней было нечего, кроме своих цепей. В донских бескрайних степях это было большинство - коренные крестьяне и иногородние. Их взоры давным-давно были прикованы к казачьим землям и паям.
        Когда же III Всероссийский съезд Советов в январе 1918 года принял закон об уравнительном переделе всех земель и весть об этом, да еще в искаженном cвете, птицей долетела до хуторов, сел и станиц Дона, беднейшее население решило, что наконец-то пробил его час и наступило время восстановления давно попранной социальной справедливости. Казаки, подогреваемые пропагандой о донских землях, политой кровью предков, расценили это как поползновение на их вековечные интересы. Каждый здесь был по-своему и отчасти прав.
        Бывший командующий Вешенским восстанием, эмигрант Павел Кудинов вспоминал:
        "...Казаки и красные - подписали договор. Во-первых, казаки открывают фронт красным, но ocmaются при оружии и разъезжаются по домам. Bo-вторых, казаки будут содействовать Красной Армии против монархистов - Деникина, Врангеля, Краснова - и готовы вступить в Красную Армию. В-третьих, Красная Армия в Донском крае не будет чинить репрессий за то, что мы служили у белых, так как повинную голову меч не сечет. Подписав договор, казаки открыли фронт и пошли по домам. Несогласные офицеры, конечно, бежали... А потом пришел приказ красных сдать оружие. Казаки заартачились: "А где же справедливость уговора-договора?" А тут на улицах новые приказы расклеили: "Кто не сдаст оружие - расстрел". На следующий день подперла реквизиция хлеба, скота и обложение денежной данью. Казаки всхомянулись: "То цари триста лет в узде мордовали, потом белые генералы давай гнуть нас в бараний рог, а теперь и красные треногой вяжут... А где же уговор-договор?" И пошло... Казаки-фронтовики - народ смелый и гордый. Вот гордость эта в народе казачьем заговорила и выпрямилась. Не видели мы со своего донского база всех нужд и горя России в ту пору, не привыкли к такому разговору, не знали, кто повинен в перегибах, а спелая гордость в нас заговорила, закипела на сердце, и потянулись мы к оружию, пока его у нас не отняли. Тут, конечно, контры всех мастей - монархисты, атаманы-богатеи, эсеры - возликовали и давай подливать казакоманского масла в огонек, давай раздувать его со всех сторон - пламя и полыхнуло. Восстание вспыхнуло, как пожар под ветром,- стихийно..." (цит. по кн.: Прийма К. И. С веком наравне. Ростов-на-Дону, 1960).
        Особенно бурно смерч страстей взвился на Нижнем Дону, где плотность сельского безземельного и малоземельного населения была самой высокой. Там сначала и треснула донская деревня, как переспевший арбуз от прикосновения. Восстание стремительно переместилось на Средний Дон и закипело с еще большей силой, когда туда подступили германские войска. На этой волне казачьи верхи, забыв о патриотизме, о котором вчера еще, надрываясь, кричали, пошли на сделку с кайзером и 21 апреля создали Временное донское правительство, приступили к формированию Донской армии. 11-18 мая провели Круг спасения Дона, избрав на нем Войсковое правительство, а генерала П. Н. Краснова - атаманом войска Донского, затем велеречиво нареченного им Всевеликим.
        Вал гражданской войны, поднявшись в низовье, подкатил к верховью Дона, где сохранялось еще относительное спокойствие, ибо там земельный вопрос не имел такой остроты. Туда бросилась поднимать "сполох" экспедиция Донского советского правительства во главе с Ф. Г. Подтелковым и М. В. Кривошлыковым, но на середине пути ее перехватили разъяренные казаки и буквально растерзали. 30 мая 1918 года Советское правительство призвало донских и кубанских казаков подняться на борьбу. Ф. К. Миронов, Б. М. Думенко, М. Ф. Блинов и другие развернули формирование советских частей, в том числе и казачьих. Во второй половине 1918 года в составе Красной Армии на Южном фронте сражалось уже 14 казачьих полков, хотя некоторые из них таковыми были скорее по названию, чем по сути. Дон, объятый всепожирающим пламенем, раскололся на белых и красных.
        Атаман, введя Положение о военной службе и Дисциплинарный устав, провел массовые мобилизации. За каждого дезертира станица выставляла казака старшего возраста. Пойманных нещадно принародно секли. Таким способом Краснов сколотил к середине июля 1918 года Донскую армию в составе около 30 пеших и конных полков общей численностью 45 тысяч человек при 610 пулеметах и 150 орудиях. Вооружение в избытке поставлялось Германией. К середине августа белые заняли всю Донскую область и совместно с германскими частями развернули наступление в двух направлениях - на Воронеж с прицелом на Москву и на Царицын, чтобы соединиться с восточной контрреволюцией и образовать совместный фронт.
        Врываясь в пределы соседних губерний, казачьи части вешали, расстреливали, рубили, насиловали, грабили и пороли. Эти зверства записывались тогда саратовскими и воронежскими крестьянами и рабочими на счет всех казаков, порождали страх и ненависть. Ответная стихийная реакция выливалась в месть тоже всем казакам, без разбора. В первую очередь страдали безвинные и беззащитные. Злоба и кровь иного породить не могли.